Совсем иной образ ночного леса

20.10.2016

Таким образом, в первом акте живописная картина и по своему содержанию, и по своей форме оказывается глубоко и органически связана с музыкальной драматургией оперы. Совсем иной образ ночного леса видим мы во второй картине третьего акта, в сцене татарского нашествия. Лес здесь стал черно-синим. Сломанные, обугленные ели страшными силуэтами вырисовываются на мрачном фоне неба с облаками, несущимися тревожно, словно дым пожарищ. Красное пламя костра отбрасывает жуткие отблески на лица татар. Красный ковер хана Бурундая, будто кровавое пятно, стелется по земле. В таком лесу закономерны сцены страдания и предательства, безумия и смерти, подобно тому как в лесу первого акта закономерна встреча Февронии и Всеволода. А когда рассветает и пораженные татары видят погрузившийся в озеро град Китеж, возникает новый зрительный образ. На светлом фоне еще отчетливее выделяются сломанные и обугленные стволы этого берега, берега нашествия. А на противоположном берегу, за погруженным в воду Китежем, мы видим нежный и прозрачный лес, каким он был в первом акте. Изобразительный образ синтезирует здесь предыдущие картины леса. Они и сталкиваются, и объединяются, выражая контраст мирной жизни народа и варварского нашествия. А в третьем акте сопоставляются еще два образа леса. В первой кар- тине (блуждания и кошмары безумного Гришки Кутерьмы) лес фантастический, черно-синий. Огромные лапы елей кажутся страшными. Деревья стоят сплошной стеной, образуя непролазную чащу, давящую на человека, наступающую на него. Стволы и ветви спутаны и хаотичны, словно безумные призраки в голове Гришки Кутерьмы.