var _gaq = _gaq || []; _gaq.push(['_setAccount', 'UA-37977709-1']); _gaq.push(['_trackPageview']); (function() { var ga = document.createElement('script'); ga.type = 'text/javascript'; ga.async = true; ga.src = ('https:' == document.location.protocol ? 'https://ssl' : 'http://www') + '.google-analytics.com/ga.js'; var s = document.getElementsByTagName('script')[0]; s.parentNode.insertBefore(ga, s); })();

Опрос

Какой продукцией вы бы расширили ассортимент интернет магазина Мадам.Му?

Семиозис сюрреализма

04.04.2020

Хотя «Надя» и вышита по канве объективной случайности, самую красноречивую иллюстрацию работы этого принципа дает эпизод из начала другого автобиографического романа Бретона, «Безумная любовь» ( 1937). Автор рассказывает, как однажды принес домой с парижского блошиного рынка деревянную ложку с резным башмачком в нижней части ручки [5]. Не проявив к этой вещице особого интереса, Бретон тем не менее поставил ее на этажерку, после чего она сразу напомнила ему другой объект, который он некоторое время назад безуспешно просил сделать для него скульптора Альберто Джакометти.

Задачей этого объекта — пепельницы в виде хрустального башмачка—было рассеять чары бессмысленного словосочетания, крутившегося в голове Бретона, как навязчивый мотив: «пепельница-Золушка» (cendrier-Cendrillon). Теперь же купленная на блошином рынке ложка внезапно предстала его взору как серия вложенных один в другой башмачков, каждый из которых служил изобразительным удвоением предыдущего («маленький деревянный башмачок, завершавший выгнутую ручку, превращался в каблучок, и все вместе становилось туфелькой с носочком < ... > каблучок этого башмачка-каблучка сам на глазах становился целой туфелькой, чей каблучок ... и т. д.»). Эту структуру, в которой один объект отражается другим и второй работает как репрезентация первого, Бретон понимает семиотически: она образует для него знак.

Любите играть в казино и хотите стать успешным гемблером? Начните играть в казино русский вулкан бесплатно, а после переходите к реальным ставкам.

В этом отношении он всецело верен традиции: ведь знаки всегда представляются призрачными двойниками вещей, которые они обозначают. Более существенно, что это условие удвоения заложено в истоке языка: ребенок, повторяя какой-либо звук — «мама», «па-па» или «ка-ка», — в один прекрасный момент понимает, что, когда второй звук удваивает первый, он задним числом маркирует его как означающее (то есть делает его не просто случайным звуком, а полным значения высказыванием) и в то же время определяет его в качестве носителя намеренного значения.