var _gaq = _gaq || []; _gaq.push(['_setAccount', 'UA-37977709-1']); _gaq.push(['_trackPageview']); (function() { var ga = document.createElement('script'); ga.type = 'text/javascript'; ga.async = true; ga.src = ('https:' == document.location.protocol ? 'https://ssl' : 'http://www') + '.google-analytics.com/ga.js'; var s = document.getElementsByTagName('script')[0]; s.parentNode.insertBefore(ga, s); })();

Опрос

Какой продукцией вы бы расширили ассортимент интернет магазина Мадам.Му?

Антиформализм

02.01.2021

Брехт был формалистом и стремился продемонстрировать, что язык — не просто нейтральный проводник, не просто прозрачная среда, позволяющая понятиям беспрепятственно переходить из одной головы в другую то, что он обладает собственной материальностью и что эта материальность всегда нагружена значениями. Приэтом крайне болезненную реакцию с его стороны вызвало применение ярлыка формализма ко всей модернистской литературе, с которым выступил Дьёрдь Лукач, работавший тогда в СССР, где назвать кого-либо формалистом значило подписать смертный приговор. Выступив резко против модернизма вообще — особенно же против техники монтажа, изобретенной Сергеем Эйзенштейном в кинематографе и перенесенной Брехтом в театр, а также против внутреннего монолога вроде того, каким завершается «Улисс» Джеймса Джойса, Лукач выдвинул в качестве образца для подражания реалистический роман XIX века (в частности, бальзаковский), который теперь желательно было писать с «пролетарской» точки зрения. Но это сам Лукач — «формалист», писал в ответном тексте Брехт. Призывая писать роман века, имеющий «революционное» содержание, но скроенный по шаблону столетней давности, созданному во времена, не ведавшие модернистских саморефлексивности и антииллюзионизма, он фетишизирует форму.

Таким образом, термин «формализм» служил для Лукача и Брехта взаимным упреком и, разумеется, приобретал в их устах разные значения. Брехт называл формалистом всякого, кто не понимает, что форма неотделима от содержания, и верит, будто она — всего лишь проводник. Лукач объявлял таковым всякого, кто, напротив, считает, что форма влияет на содержание. Однако само раздражение Брехта этим термином наводит на размышления, особенно в связи с тем, что оно вновь распространилось в истории искусства и критике в начале семидесятых годов. (Примечательно в этом отношении, что критик, с именем которого формализм теснее всего ассоциировался в Америке, — Клемент Гринберг — сетовал в 1967-м на то, что, «помимо его известных русских подтекстов, этот термин приобрел неискоренимо вульгарные обертоны и в английском».)

Решили заняться зимним альпинизмом? Купить лавинное снаряжение стоит в таком случае. С его помощью можно значительно уменьшить риски, связанные с данным видом спорта.

Чтобы понять это смысловое раздвоение, стоит вернуться к словам Барта «немного формализма уводит от истории, зато много — приводит к ней назад». В «формализме» Лукача Брехта возмутила недооценка истории и, по более позднему выражению датского лингвиста Луи Ельмслева, «формы содержания», то есть того, что сама структура романов Бальзака выросла из мировоззрения определенного общественного класса и определенного момента западноевропейской истории. Короче говоря, Лукач практиковал лишь «ограниченный» формализм, чей анализ остается на поверхностном уровне формы-как-обо- лочки, или морфологии.